ИНТЕРВЬЮ - Владислав Авдеев: встреча с собой
ВЛАДИСЛАВ АВДЕЕВ: ВСТРЕЧА С СОБОЙ
12.02.2019 Текст: Наталья Хлопаева / Фото: Дарья Семёнова, из личного архива В.М.Авдеева
«Человек эпохи Возрождения» – такое определение приходит в голову при знакомстве с Владиславом Михайловичем Авдеевым, старшим преподавателем кафедры культурологии, искусств и гуманитарных наук РХГА. Техническое и гуманитарное образование, автоматические системы и искусствоведение, альпинизм, реставрация храмов, иконопись, культурология, путешествия, фотожурналистика, музыка, айкидо, издательское дело, педагогика…
Каким образом происходило погружение в столь разные сферы? Что заставляло рисковать и начинать с нуля?
Н.Х.: - Вы родились в Ленинграде?
В.М.: - Да. Мои предки пришли в Петербург из Москвы, потеряв имение в пожарах Отечественной войны 1812 года. Мой прапрадед, Гавриил Петрович Грачёв – известнейший петербургский ювелир, основатель династии. Его восемь сыновей продолжили дело. Фабрика «Братья Грачёвы» в начале ХХ века котировалась выше, нежели фирма Фаберже. Согласно протоколам Кабинета подарков Его Императорского Величества, у Грачёвых покупалось изделий в разы больше. В 1918 году производство национализировали, но рабочие фабрики вступились за прадеда, Григория Гавриловича, и его оставили директором. Он погиб в блокаду.
Н.Х.: - И Вы занимались изобразительным искусством с самого детства?
В.М.: - Нет, ни я, ни родители изобразительным искусством не занимались. Я учился в обычной школе-восьмилетке и еще в музыкальной школе по классу скрипки. Не могу сказать, что я учился хорошо. Мне было 10 лет, когда семья переехала с Петроградской стороны в новостройку на окраине. Изменился социум, который так и не стал мне близок. Учиться было не сложно, но мотивации отсутствовали. Наша школа готовила кадры для ближайших ПТУ. С моими оценками и поведением учителя пророчили мне будущее не очень светлое.
Н.Х.: - Но при этом была скрипка!
В.М.: - Скрипка была фактором скорее дестабилизирующим. Делала меня белой вороной в не особенно-то дружелюбной стае. В школе пятёрки у меня были только по труду и физкультуре.
Мамин брат, мой дядя, Андрей Борисович Грачёв – легенда советского альпинизма, мастер спорта международного класса. Он четырежды становился чемпионом Советского Союза. Я с детства занимался спортом и тоже хотел стать великим альпинистом. Не получилось.
Н.Х.: - Вы много лет руководите командами альпинистов. Как Вы набираете людей в команду? Какие роли в ней присутствуют обязательно?
В.М.: - В любой компании всегда присутствует свой лидер, – тот, кто любит и умеет строить планы и может вдохновить этими планами остальных. Для прокладки маршрута необходим забойщик, как правило это хороший скалолаз, готовый проходить маршрут первым. Готовых идти первыми – их всегда меньше, чем всех остальных. Важное для команды качество – схоженность, опыт совместной работы. Когда не надо согласовывать мелочи и когда совпадают цели.
Н.Х.: - А кого в горы брать нельзя?
В.М.: - Подбор членов команды — один из сложнейших вопросов. Лучше заблаговременно начинать с обсуждения совместных планов, запланировать и осуществить несложный выход. Обычно, меня смущает избыточный энтузиазм, настораживает, когда возникают разногласия внизу, еще до начала восхождения. В горах хватает объективных сложностей и там не нужны искатели дополнительного экстрима.
Н.Х.: - Вы были участником отряда, который в декабре 1988 года отправился выполнять спасательные работы в Армении. Тогда от землетрясения пострадала почти половина территории всей республики. Погибло более 25000 человек. Расскажите о той поездке.
В.М.: - Все детали осветить в двух словах сложно. Мне было 23 года. Я был самым молодым участником отряда из 96 ленинградских альпинистов. Было перестроечное время. Формировались новые общественные отношения. Привычка к железной дисциплине, принятой в альпинизме, боролась с необходимостью проявления личной и коллективной инициативы. Воспоминания остались самые противоречивые. Бесхозяйственность и беззаветный труд. Братство незнакомых людей и мародёры. Мрак бессмысленности и счастье от ощущения нужности. Тридцать лет мы ту поездку не вспоминали.
Н.Х.: - Рассказ о тех событиях, безусловно, заслуживает отдельной встречи, и я надеюсь, что у Вас будет такое желание и возможность.
Поделитесь, пожалуйста, советом с теми, кто хотел бы начать заниматься альпинизмом. Какие качества для этого нужны?
В.М.: - Десятилетиями я наблюдал развитие отечественного альпинизма изнутри и видел, как люди не обладающие выдающимися физическими данными зачастую достигали высоких результатов. Главное – желание, воля и труд. Новичкам из Питера я бы советовал прийти в наш городской спортивный клуб «Штурм» (ред. - https://shturm-alp.club). Занятия в клубе обеспечивают системную подготовку, включающую и регулярные выезды, например, в Карелию, в Хибины, на Кавказ.
Н.Х.: - Можете привести пример, когда у Вас возникало ощущение чуда?
В.М.: - Я сторонник той формулы, что чудеса надо делать своими руками.
Мой первый выездной сбор по скалолазанию проходил в 1981 году в Крыму. Чтобы поехать, мне надо было получить в техникуме освобождение от учебы. На тот момент я накопил долгов и был уверен, что меня не отпустят. Но в Крым очень хотелось и я всё-таки пошел к начальнику курса. И мне сказали: если сдашь перед отъездом свои «хвосты» – поедешь, всё в твоих руках.
И тут я понял, что всё действительно в моих руках! И это было чудом. Я действительно могу собраться, досдать всё, что нужно, и поехать в Крым лазать по скалам!
Это был переломный момент. Я преодолел «школьное наследие», избавился от роли троечника, закончил техникум на хорошо и отлично, получил не только специальность, но и направление в институт. Тогда для поступления в институт после техникума требовалось либо направление, либо три года стажа на производстве. Это история про возможность взять свою жизнь под контроль.
С иконописью связаны свои чудеса. В изобразительное искусство я пришел в достаточно зрелом возрасте. Уже имелась успешная работа руководителем на производстве, но жизнь была невероятно скучной. Альпинизм воспитал во мне стремление к постоянному преодолению чего-либо, а в рутинной обстановке я чувствую дискомфорт. Разбираясь с этим чувством, я признался сам себе в том, что всю жизнь хотел рисовать. В семье не обсуждали творческие профессии. Путь был один: завод, цех, дорасти до старшего мастера и уйти на пенсию. Тогда же я понял, что живу не своей жизнью. И в 40 с лишним лет пошел учиться совершенно новому. На подготовительных курсах в Православном институте для меня открылись новые и духовные, и изобразительные перспективы. Тогда же я пошел учиться в РХГА.
Я не планировал стать философом. Я не знал, чего именно я хочу. Но в РХГА я научился ориентироваться прежде всего в своих потребностях, в своём внутреннем мире, а это немало. "Познай самого себя" - знаменитые слова, которые, принесли и Сократу его глубокую мудрость.
Н.Х.: - Вы нашли тему, которой хотите заниматься в науке?
В.М.: - Меня интересует духовная, метафизическая составляющая искусства. Советский период искусствоведения её исключал и до сих пор этот подход превалирует. Я же, на фоне мультидисциплинарности полученной мною подготовки, вижу свою задачу в том, чтобы эту ситуацию переломить. Исследования в рамках культурологии видятся тут более перспективными, чем в рамках практического искусствоведения. Наука о культуре уже разработала определенный инструментарий. У нас есть, например, понятия духовных ценностей, духовных потребностей, а у искусствоведов из подобных категорий есть только художественный образ.
Н.Х.: - Вы курируете Иконописное отделение в РХГА. Существуют ли критерии, кого брать учиться, а кого нет?
В.М.: - Я стараюсь принимать всех. Понимаю, что если Господь привёл, то вовсе необязательно, чтобы мне тут же объяснили, кого и зачем. Не всегда человек и сам себе всё это может объяснить. Я в своё время тоже не мог. И учиться я пошел исключительно для того, чтобы освоить темперную технику, которой пользовались многие великие художники – Нестеров, Васнецов, Рерих, Кент.
Первоначально я даже и не собирался становиться иконописцем, но очень скоро прочувствовал близость духовной составляющей иконы, необъяснимую метафизичность этого вида искусства. Она для меня намного важнее изобразительной фигуративности, которая, конечно, важна, но вторична по отношению к несомой ею духовности. Окончательно я решил учиться иконописи, увидев копию фрески работы Мануила Панселина в соборе Протата на Афоне.
Говорят, что достаточно произнести имя почившего человека, чтобы вернуть его к жизни. А вот прочувствовать и зафиксировать образ графически – это еще больше. Это бессмертие.
Фреска работы Мануила Панселина, XV-XVI вв., собор Протата в Карее на Афоне, св. Алипий Столпник.
Н.Х.: - А кто первым отметил у Вас способность к рисованию? Кто поддержал?
В.М.: - Никто. Способностей особых и не было. Хотя, надо признать, что еще в детстве все блокноты были изрисованы, но тогда это направление развития не получило. Моё обучение иконописи базировалось не на способностях, а на желании, трудолюбии и упорстве, и мягким оно не было. Первую пятёрку мне поставили только в конце третьего курса.
Н.Х.: - Среди Ваших учеников были те, кто удивили Вас своими результатами?
В.М.: - Были и есть. Удивляют все. Всякий раз, наблюдая то, как человек преодолевает свою неуверенность, свои слабости, находит силы для того, чтобы обратиться к Господу за помощью и поверить в даруемые Им силы, я понимаю, что тут и происходит главное чудо. Сам смысл иконы выходит за пределы самых подробных описаний. Только сравнивая икону и её репродукцию, причем сравнивая очень внимательно, вы можете увидеть или скорее почувствовать разницу между ними. И этот кусочек разницы – то единственное, ради чего стоит тут учиться.
Н.Х.: - Люди, которые приходят учиться иконописи, - за ними всегда сложная история? Можно ли сказать, что среди них есть люди надломленные?
В.М.: - На мой взгляд, жить в нашей стране и не надломиться – это надо совсем ничего не замечать.
Да, конечно, за каждым – своя история. Но этот духовный надлом и заставляет искать помощи в Господе. Признавать свое земное несовершенство и делать бесконечные попытки это несовершенство преодолеть.
Если вспомнить фильм Тарковского об Андрее Рублёве, какая была жизнь у тогдаших иконописцев? XV век, татарское иго, становление государства. Помните, как они колокол лили? Где же там было обрести святость, чтобы стать чистым рафинированным проводником…
Н.Х.: - У Андрея как раз и получилось, разве нет?
В.М.: - Да. Возможно, тут весь вопрос в том, что святыми становятся те, кто осознает в полной мере свою греховность и в ней раскаивается.
Н.Х.: - В 2019 году Академии исполняется 30 лет. Как Вы думаете, в чем главное отличие этого вуза?
В.М.: - За свою жизнь я учился в очень разных учебных заведениях и могу сказать с уверенностью: главная особенность РХГА в том, что здесь студентам предоставляется возможность самостоятельно определиться со своими потребностями, а затем уже в выбранном направлении и развиваться. Предоставленная возможность и состоит в том, что не предполагает наличия готовой схемы достижения конкретного результата.
РХГА преодолевает конкретику, позволяя людям самим решить, а кем же они хотят стать? Сначала им предлагается просто повзрослеть и поумнеть. Их знакомят с великими людьми, оставившими след в истории человечества, и теми людьми, какие сейчас ходят здесь по коридорам. Так появляются маяки, на которые можно двигаться. Необязательно становиться доктором философии, но научиться в своей области применять философские подходы – это дорогого стоит.
В других вузах я не видел такого отношения. Там предлагают дозированный объём информации, а затем контролируют, экзаменуют. При этом, как правило, никого не волнует, был ли этот объём знаний прочувствован и воспринят, или же будет сразу забыт.
В РХГА нам предлагается возможность прямо в этих стенах становиться другими людьми, такими, какими мы захотим. Я стал другим человеком. И могу быть живым примером того, как работает концепция Академии. Если считать мою деятельность успешной, необходимо признать, что она стала возможной благодаря РХГА.
Н.Х.: - При таких объемах нагрузок, занятий, ответственности, как Вы отдыхаете? Чем подпитываетесь?
В.М.: - Лучший отдых для меня – смена деятельности. Я могу написать живописную работу, после выложить мозаичный фрагмент, переключиться на написание статьи и т.д. Изредка получается вырваться из социума, уехать куда-нибудь ненадолго. В поездках, на фоне новых впечатлений проще заниматься главным – познавать себя. Встречи с самим собой, пожалуй, подпитывают больше всего.
